Чудесное восхождение

Фауна Австралии — это такой предмет, о котором ни один уважающий себя натуралист не может говорить без волнения. Кто-то назвал Австралию «чердаком мира», подразумевая место, где хранится всякое старье; сравнение остроумное, но не совсем точное. Самые интересные группы австралийской фауны — однопроходные и сумчатые. Однопроходные — наиболее примитивные среди млекопитающих, они сохранили много черт, подтверждающих, что млекопитающие произошли от рептилий. На первый взгляд однопроходные похожи на обычных млекопитающих: они дышат легкими, они теплокровны, их тело покрыто шерстью. Однако и от рептилий они унаследовали весьма существенную черту — откладывают яйца. Но детенышей, вылупившихся из яиц, однопроходные вскармливают молоком. Наиболее знаменит из однопроходных, конечно, утконос. Другой интересный представитель отряда — ехидна — странное существо с иглами вместо шерсти, этакий огромный чудовищный дикобраз с длинным роговым клювом и сильными, вывернутыми наружу когтями на передних ногах.

У сумчатых целый ряд примечательных черт. Первая — это очень короткий срок беременности у большинства видов и рождение совсем недоразвитых детенышей, чуть ли не зародышей. Новорожденный пробирается в выводковую сумку матери, где продолжается его развитие.

Эволюция животных Австралии, отрезанных от всего света и имеющих в своем распоряжении целый континент, шла по самым удивительным линиям. Происходила своего рода параллельная эволюция. Вместо огромных стад копытных, расселившихся в Африке, Азии и Америке, здесь развиваются другие травоядные — разные виды кенгуру. Там, где в других частях света обитают лемуры и белки, в Австралии поселились кускусы, сумчатые белки, сумчатые летяги и сумчатые сони. Эквивалентом барсука здесь стал вомбат; хищников представляет тасманский волк — на самом деле, конечно, не волк, а сумчатое животное, очень похожее на своего тезку. Словом, сумчатые не только приспособились к различным экологическим нишам, они повадками, а порой и внешностью напоминают совсем не родственных им животных, развивавшихся в других частях света.

Как пример эволюции Австралийский континент с его однопроходными и сумчатыми не менее удивителен, чем острова Галапагос, которые вдохновили Дарвина на создание эволюционной теории.

До прихода человека сумчатые вели в общем-то довольно идиллическое существование. Конечно, приходилось опасаться некоторых хищников, как-то: сумчатого тасманского волка, орла-клинохвоста и змей,— однако в целом им жилось достаточно вольготно. Но затем появились аборигены и с ними, как полагают, собака динго — коварнейший хищник, который наряду со своим хозяином, человеком, быстро стал врагом номер один местной фауны. Впрочем, хотя динго плодились и распространялись все шире, они почти не повлияли на природный баланс; не нарушили его и аборигены, их было слишком мало. А вот с приходом белого человека для сумчатых наступили черные дни. Мало того, что их нещадно истребляли, в их среду обитания вторглись завезенные животные, в частности, европейская лиса и кролик. Лиса — хищник, а кролик — конкурент по корму. Когда же в Австралии появилась овца, крупные травоядные сумчатые окончательно попали в опалу, ведь они питаются тем же, чем и овцы, но овцы нужны человеку, а они нет. Фермеры возделывали обширные площади засушливых земель, на которых прежде не селились даже неприхотливые кенгуру. Колодцы и буровые скважины позволили организовать прекрасные пастбища для стад. Но, к досаде овцеводов, кенгуру тоже оценили их труд и устремились на освоенные земли в количестве, равном, а то и превосходящем число овец. И возникла так называемая «угроза кенгуру».

Чтобы управлять популяцией какого-либо дикого животного, надо кое-что знать об основах его биологии; если его просто убивать, это может не только поставить под угрозу вид, но и причинить огромный ущерб всей экологической системе страны. В разных концах света уже известны примеры того, какими бедствиями грозит пренебрежение спецификой биологии животного. Поэтому, если какое-то животное становится вредителем, постарайтесь возможно лучше изучить его. Как говорится, «познай врага своего». Именно для решения таких задач и был создан Отдел природных ресурсов. Стоит только какое-нибудь животное объявить вредителем, как вмешивается Отдел и тщательно изучает проблему. По сути дела, эта организация выступает в роли Верховного судьи,— ведь сколько раз животное, объявленное вредителем, оказывалось после расследования совсем не таким уж вредным. В Канберре у Отдела природных ресурсов есть крупная лаборатория, уделяющая особенное внимание двум видам кенгуру — рыжему и гигантскому. И мы обратились туда, чтобы узнать из первых рук, какая судьба ждет двух самых крупных и самых великолепных сумчатых в мире…

Заведует Отделом природных ресурсов Гарри Фрит, один из виднейших биологов Австралии, известный, в частности, своими блестящими исследованиями экологии различных австралийских уток и гусей, а также глазчатой сорной курицы.

— Мы собираем здесь информацию, которая помогает изучать дикие популяции,— рассказал нам Джефф Шермен, один из лучших в мире знатоков биологии сумчатых.— Например, измеряем кенгурят в сумках, следим, как они растут. Это позволяет нам составить кривые роста, а по ним можно определить возраст пойманных диких детенышей. А кроме того, мы осматриваем зубы, это очень важно, ведь по степени стертости зубов также можно установить возраст кенгуру. По этому признаку мы составляем себе примерное представление о возрастном составе той или иной популяции на воле. Проработаем этот вопрос здесь, в лаборатории, потом отправляемся в поле и метим пробу из дикой популяции кенгуру, чтобы можно было их опознать. Потом каждый раз, когда поймаем их повторно, сверяем данные.

— А как с плодовитостью самок? — спросил я.

— Ужасно,— ответил Джефф. — Это все равно что поточная линия на заводе Форда. Посмотришь —один детеныш развивается в чреве, второй висит на соске в сумке, а третий уже бегает, но тоже еще сосет.

Я спросил Джеффа, как происходят роды У кенгуру,— предмет, который всегда меня интересовал,— и тут он меня ошарашил.

— Ах, роды,— небрежно произнес он.— У меня есть небольшая лента на эту тему, я могу показать.

— Вы засняли роды? — Я не верил своим ушам.— Но мне всегда казалось, что мало кто наблюдал роды у кенгуру, не говоря уже о том, чтобы снять их.

— Да, пожалуй, мы это сделали впервые,— сказал он.— Но ведь у нас все отработано до тонкостей, мы можем предсказать роды с точностью до нескольких часов.

— Джефф, — заискивающе заговорил я,— вы не могли бы дать нам свою ленту про роды у кенгуру?

— Пожалуйста,— сразу ответил он.

— А если лента вдруг не подойдет нам, есть надежда снять этот эпизод заново?

— Конечно, это очень просто, у нас много самок, которые должны вот-вот родить…

…Джефф прокрутил заветную ленту. Увы, она нас разочаровала. Мы увидели все подробности, столь важные для Джеффа как ученого, но для нас этот материал не подходил. Теперь вступал в силу план номер два: снимать эпизод заново.

— Пожалуй, вернее всего ориентироваться на Памелу,— сказал Джефф, пристально глядя на большеглазое серое животное. Памела торопливо хватала своими обезьяноподобными передними лапами куски моркови и энергично их пережевывала.— Ей рожать примерно через неделю, а если она подведет, у нас есть в запасе Мерилин или Марлен, у них срок сразу за ней.

— И какой же порядок мы установим? — спросил я.

— Понимаете,— объяснил Джефф,— первый признак — это когда самка принимается чистить сумку. Обычно она это делает за несколько часов до родов. Если – вы в это время будете где-нибудь поблизости, мы вам позвоним, и вы успеете установить свои светильники и камеры.

— А камеры и свет ее не испугают? — поинтересовался Крис.

— Ни капли,— ответил Джефф.— Она у нас очень спокойная.

И потянулось ожидание. Первое время мы ходили вокруг загона, словно будущие отцы вокруг родильного дома, и. снимали каждое движение Памелы. Но так как, кроме родов (если получится), нам хотелось запечатлеть на пленку и другие стороны жизни кенгуру, мы стали понемногу отлучаться. Гарри Фрит и Бивэн Бауэн повезли нас на «участок» под Канберрой (этакое «небольшое» хозяйство площадью в каких-нибудь 200 тысяч акров), где они изучали один из вопросов биологии кенгуру.

— Мы пытаемся выяснить ряд вещей,— рассказывал Гарри, пока мы катили по жухлой траве между эвкалиптами. — Прежде всего, нам важно разобраться в передвижениях группы кенгуру, узнать, какое расстояние они покрывают, скажем, за неделю или за месяц. Для этого ловим их и снабжаем метками, чтобы можно было опознать на расстоянии в бинокль. Мы надеваем Via кенгуру цветные воротнички с номерами. Вы увидите, как это делается. Далее, мы хотим установить, насколько развита у кенгуру избирательность к пище. Возьмите Восточную Африку, она кормит тьму разного зверья, и если животные до сих пор не превратили страну в сплошную пылевую пустыню, то лишь потому, что они стенофаги, то есть каждый вид антилоп поедает какие-то определенные растения и почти совсем не трогает другие, которые, в свою очередь, служат кормом для антилоп другого вида. А вот когда завозят новый вид, который ест все без разбора, тут-то и происходит нарушение биологического равновесия, подрыв природных ресурсов и кладется начало эрозии.

В той же Восточной Африке основной ущерб причиняют несчетные стада тощих, совершенно непривлекательных на вид коров и коз, готовых жевать все, что попало. Возможно, мы выясним, что и здесь происходит нечто в этом роде, что кенгуру — стенофаг и фактически причиняет меньше вреда, чем кролик -или овца. Но даже если это подтвердится, нам еще предстоит адский труд, чтобы убедить в этом овцеводов.

Он рассмеялся:

— Помню случай на севере, когда я убеждал рисоводов, что гусь-сорока вовсе не такой вредитель, как они утверждают. Сколько раз меня чуть не линчевали, а однажды меня вытащил из машины здоровенный верзила, и была бы мне крышка, если бы не Бивэн.

— Вот уж не думал, что борьба за охрану животных может принимать такие жестокие формы!

— Представьте себе! Но вообще-то кенгуру и впрямь стали настоящей проблемой. Я знаю фермы, где численность кенгуру чуть не в три раза превысила поголовье овец. Конечно, это вредит интересам овцеводов и что-то надо предпринять. Мы надеемся, что сможем управлять численностью популяций, и тогда не надо будет истреблять кенгуру. Если это получится, почему не устроить так, чтобы и овцы были сыты и кенгуру целы?

Мы ехали вдоль колючей проволоки, на краю этого огромного поля было какое-то странное сооружение. Вдоль ограды тянулся сужающийся ход, одной стенкой его служила сама ограда, а другой — проволочная сетка. Ход заканчивался небольшим загоном площадью около тридцати квадратных футов.

— Это ловушка,— объяснил Гарри.— А способ ловли такой: сперва вы находите своих кенгуру, потом потихоньку гоните их так, чтобы они бежали вдоль ограды. Постепенно увеличиваете скорость, но только очень осторожно — если вы поспешите, они испугаются, перескочат через ограду и уйдут. Главное — правильная скорость, чтобы они ровно бежали вдоль ограды прямо в загон. А уж тогда нажимай, спеши перехватить их, пока они не выпрыгнули из ловушки.

Мы с четверть часа колесили, разыскивая кенгуру, и вдруг увидели с десяток серых животных, которые неподвижно сидели на опушке небольшого леса, настороженно глядя на нас. Гарри сделал лихой поворот вокруг дерева, и мы помчались прямо на кенгуру, а Бивэн заехал с другой стороны, отрезая им путь к отступлению. При нашем приближении кенгуру стронулись с места. Сперва они прыгали словно нехотя, но, когда машины увеличили скорость, кенгуру испугались и побежали всерьез. Они совершали такие огромные прыжки, что дух захватывало от этого зрелища. Скоро нам удалось завернуть их, они поскакали вдоль ограды к ловушке, и обе машины сразу развили бешеную скорость. Я никогда не поверил бы, что можно нестись по такой местности со скоростью 50 миль в час…

Во время утреннего умывания мать и дитя нередко затевают шутливую потасовку

Кенгуру не на шутку встревожились, и некоторые из них останавливались, намереваясь прыгнуть через ограду, но всякий раз мы прибавляли скорость и срывали им попытку. А вот и ловушка впереди. Еще один резкий бросок обоих «лендроверов» — и перепуганные насмерть кенгуру очутились в тупике. Мы резко затормозили, выскочили и ринулись в загон прямо к мечущимся животным.

Есть только один верный способ поймать кенгуру: хватать его за хвост, но так, чтобы при этом не пострадать от его могучих задних ног, которые могут зашибить насмерть. Пленник будет прыгать на Аресте до тех пор, пока не выдохнется или пока кто-нибудь из ваших товарищей не подоспеет к вам на помощь. Действуя таким образом, мы одного за другим скрутили всех кенгуру. Солнце нещадно палило, и бедняжки тяжело дышали и обливались потом от жары и усталости. На кенгуру осторожно надели круглые аккуратные целлулоидные воротнички разных цветов и с разными номерами, после чего пленников поочередно вывели из загона и отпустили. Большинство из них, не скрывая радости, сразу пускалось вскачь, но один кенгуру, ростом поменьше, застыл на месте с отупелым взглядом. Гарри подошел и легонько шлепнул его, тотчас кенгуру в ярости повернулся к нему — завязался на редкость потешный боксерский поединок. Гарри наступал на кенгуру, стараясь прогнать его, а тот пытался подловить Гарри на удар. А так как кенгуру был вдвое меньше ростом, чем человек, это напоминало отважный поединок Давида с Голиафом. В конце концов кенгуру с явной неохотой поскакал вдогонку за своими сородичами…

Теперь уже совсем немного оставалось ждать родов, и мы поселились в мотеле, расположенном всего в полумиле от лаборатории. Ох, и задала нам жару эта Па-

мела! Три дня подряд одна за другой следовали ложные тревоги, причем она устраивала их с таким расчетом, чтобы вконец расстроить нам нервы. Стоило нам сесть за столы, или лечь в ванну, или погрузиться в сладкий сон — вдруг срочный вызов к телефону, и Джефф сообщает, что, по всем признакам, Памела собирается рожать. Мы начинали лихорадочно одеваться (если новость застигала нас в ванне или в постели), выскакивали со всем снаряжением во двор, втискивались в «лендровер», и машина с ревом срывалась с места. Наше странное поведение явно заинтриговало владельца мотеля и других постояльцев, они стали поглядывать на нас с опаской. Пришлось, во избежание недоразумений, объяснить, чего мы добиваемся. После этого все начали болеть за нас и дружно бросались к окнам с поощрительными возгласами, когда мы неслись к «лендроверу», роняя второпях части снаряжения и сбивая друг друга с ног.

Примчимся к загону — Памела как ни в чем не бывало уплетает какое-нибудь лакомство и с легким недоумением смотрит на нас: с какой это стати мы удостоили ее новым визитом?

Наконец однажды вечером владелец мотеля ворвался в столовую, где мы в это время обедали, и сообщил, что Джефф Шермен только что позвонил и сказал, что у Памелы вот-вот начнутся роды, это уже совершенно точно. Опрокинув бутылку вина и разметав по полу салфетки, словно осенние листья, мы пулей вылетели из столовой, провожаемые криками «давай!» и пожеланиями удачи. Крис сгоряча так быстро тронул машину, что я еще стоял одной ногой на земле, когда он дал газ; с невероятными усилиями, едва не вывихнув позвоночник, я ухитрился подтянуть ногу, и мы понеслись по дороге к лаборатории.

— Ну, на сей раз без обмана,— встретил нас Джефф. — Я абсолютно уверен.

Памела не могла выбрать «лучшего» времени. Стоял кромешный мрак, было страшно холодно, и все покрывала обильная роса. Мы поспешно развесили дуговые лампы и установили камеры. Памела сидела, прислонясь к ограде, и передними лапами чистила свою сумку. Она делала это очень старательно, тщательно вычесывая когтями шерстку. Если не следить за сумкой, в ней накапливается липкое вещество вроде серы в наших ушах; это вещество Памела и извлекала теперь. Мы засняли ее за работой, потом сели и выжидательно уставились на роженицу. Чистка продолжалась еще с полчаса, затем Памела удрученно посмотрела вокруг и удалилась в другой конец загона, чтобы подзакусить.

— Похоже, придется немного подождать,— сказал Джефф.

— А вы уверены, что это не очередная ложная тревога? — спросил я.

— Нет-нет, теперь уже точно. Она не стала бы так тщательно чистить сумку, если бы не готовилась рожать,

Поеживаясь от холода, мы глядели на Памелу; Памела, мерно работая челюстями, глядела на нас.

— Зайдем пока в будку,— предложил Джефф.— Там потеплее. А то, если руки окоченеют, вы не справитесь с камерами.

Мы втиснулись в маленькую будку, и, на радость всей компании, я достал бутылку виски, которую предусмотрительно захватил с собой. Между глотками мы по очереди выходили и с надеждой смотрели на Памелу, но все оставалось по-старому.

— Боевая тревога! Кажется, началось! — закричал один из помощников Джеффа.

Мы живо выбрались из будки и заняли свои места. Памела металась по загону, и было видно, что ей не по себе. Наконец она вырыла неглубокую ямку и села в нее, прислонившись спиной к ограде, причем хвост лежал на земле у нее между ног. Некоторое время она пребывала в такой позе, потом ей, очевидно, опять стало не по себе, потому что она легла на бок и полежала так несколько секунд, после чего встала. Попрыгав, она вернулась к ямке и уселась в прежней позе. То, что на нее были направлены дуговые лампы, две кинокамеры и глаза десятка зрителей, ее нисколько не смущало.

— Пожалуй, пора пускать камеры,— сказал Джефф.

Обе камеры застрекотали, и в ту же секунду, как по сигналу, появился на свет детеныш, Он упал на хвост Памелы и остался лежать там — розовато-белый, поблескивающий шарик не больше первого сустава моего мизинца.

Молодые «боксеры» тренируются

Я примерно знал, что увижу, и все-таки был поражен. За все годы, что мне приходится наблюдать животных, редко доводилось видеть такое удивительное и поистине невероятное зрелище. По существу, перед нами был зародыш — ведь со времени зачатия прошло всего тридцать три дня. Абсолютно слепой, аккуратно сложенные вместе задние ножки совсем не действуют — в таком состоянии кенгуренок был исторгнут на свет божий, а тут ему еще предстояло взбираться вверх по обросшему шерстью животу матери и отыскивать вход в сумку. Напрашивалось сравнение с безногим слепцом, карабкающимся сквозь густой лес к вершине Эвереста. Памела в это время даже не пыталась помочь малышу. Мы установили (и наш фильм может это подтвердить), что мать вопреки распространенным утверждениям не облизывает шерсть, чтобы проложить дорожку для детеныша. Как только кенгуренок родился, он, причудливо, почти по-рыбьему извиваясь, покинул хвост и начал пробираться вверх сквозь шерсть. Памела не уделяла ему никакого внимания. Нагнувшись, она вылизала низ живота и хвост, потом принялась наводить чистоту позади ползущего малыша, который, очевидно, оставлял на шерсти влажный след. Несколько раз ее язык задел детеныша, но я уверен, что это было чисто случайно, а не намеренно.

Медленно и упорно пульсирующий розовый шарик прокладывал себе путь сквозь густой мех. От рождения малыша до того момента, когда он достиг края сумки, прошло около десяти минут. Существо весом всего в какой-нибудь грамм (вес пяти-шести булавок) сумело одолеть такой подъем — это само по себе было чудом, но ведь ему надо решить и еще одну задачу! Выводковая сумка не уступает размерами большой дамской сумке, и такую огромную площадь, да еще обросшую мехом, малыш должен был обследовать, чтобы найти сосок. Этот поиск длится до двадцати минут. Стоит детенышу захватить ртом сосок, как последний сразу разбухает так, что кенгуренок прочно пристает к нему — настолько прочно, что если вы попробуете оторвать его от соска, нежные ткани рта кенгуренка будут изранены в кровь. Кстати, видимо, поэтому когда-то бытовало совершенно ошибочное представление, будто детеныши кенгуру рождаются «из соска», иначе говоря, отпочковываются от него.

Но вот наконец малыш перевалил через край выводковой сумки и скрылся внутри; можно было останавливать камеры и выключать свет с сознанием, что нами сняты замечательные, уникальные кадры. Крис и Джим были в восторге. Это и в самом деле было незабываемое впечатление, и я уверен, что даже самый закоренелый враг кенгуру из числа овцеводов был бы восхищен непреклонной решимостью, с какой детеныш выполнил геркулесов труд. Его произвели на свет недоразвитым и вынудили совершить столь тяжкое восхождение — так неужели он не заслужил право спокойно жить в своей выстланной мехом колыбели с центральным отоплением и встроенным молочным баром? Я от души надеюсь, что исследования Гарри Фрита, Джеффа Шермена и их товарищей позволят спасти самое крупное среди сумчатых от полного истребления.